Анастасия Аброскина — первая в России модель с ДЦП и мама двоих детей. Она рассказала «Мелу», как пережила очень много, буллинг в школе и сложности в отношениях с мужем. И как старается уберечь своих детей от всего этого. Я родилась 10 августа 1991 года — прямо в начале путча. Мои родители в этот день оказались по разные стороны линии оцепления. Чтобы встретиться с моей мамой, отцу пришлось примкнуть к восставшим и поучаствовать в штурме Белого дома. Он нашёл там забаррикадировавшегося секретаря, который охранял архивы, схватил его и заставил выписать пропуск через линию оцепления. Без печати сделать это было нельзя. Тогда отец направился к маме, но опоздал: я уже появилась на свет. Из-за резус-конфликта у моих родителей организм мамы воспринимал мое тело как чужеродное и вырабатывал антитела. Они поразили те части моего головного мозга, которые отвечают за координацию движений. Но маме ввели антирезусный иммуноглобулин, и процесс прекратился — поэтому мой ДЦП не тяжелый. Я могу ходить, говорить, самостоятельно себя обслуживать, просто мои движения скованны. В детстве я занималась конным спортом, это было моей самой большой радостью, меня даже позвали в сборную России. Я стала спортсменом международного класса. Я занималась спортом, отлично училась. У меня даже не оставалось времени на прогулки, все силы отнимали школа и спорт. С 11 лет у меня началась мигрень. Я могла проснуться уже с больной головой Моей лучшей подружкой в школе была Юля. Она всегда меня поддерживала. Из-за инвалидности я не могла самостоятельно одеваться и зашнуровывать ботинки — свою первую пуговицу я застегнула в 13 лет. А до этого Юля ходила вместе со мной в туалет и помогала застегивать одежду. И в столовой помогала мне нести поднос с едой — хотя одноклассники из-за всего этого над нами смеялись. В подростковом возрасте я увлеклась модой. Мне нравилось, как фотографы и дизайнеры идут на диалог со зрителем с помощью визуальных образов. Одна фотосъемка могла рассказывать целую историю. В моем детстве, в 90-е, не было Instagram или онлайн-журналов, поэтому, как только у меня появлялись деньги, я, волнуясь, бежала к ларьку, чтобы купить Cosmopolitan или заветный Vogue. Еще в школе у меня в голове начали рождаться яркие образы для фотосессий. Так у меня возникла идея съемки в стиле сломанной куклы. На творческом портале я нашла фотографа, но модели не хотели вникать в мою идею. Тогда фотограф предложил мне самой побыть героиней съемок. Так мы и сделали этот маленький проект, и я начала регулярно участвовать в фотосессиях как модель. Мне тогда было 17 лет. Мой ДЦП на фотографиях не сильно заметен, у меня нет очевидных искривлений тела или других визуальных особенностей. Я высокая и худая. А мои неправильные движения и спазмы играли скорее в мою пользу: в нулевых вывернутые позы и ломаные локти были в моде. На этом я и выехала. Подаваясь на кастинг, я никогда не указывала, что у меня инвалидность. Но когда приходила, все видели мои сбивчивые и странные движения и понимали, что что-то не так. Инклюзивных проектов тогда было не так много, поэтому многие просто не понимали, как общаться с людьми с инвалидностью, как вообще говорить на эту тему. Помню это напряженное состояние: кастинг-директор смотрит на меня, видит, что что-то не так, но просто не понимает, как сказать об этом. И молча вычеркивает меня из списка. В лучшем случае. В худшем же мне говорили: «Зачем ты вообще сюда пришла?», «Только инвалидов нам тут не хватало». Но некоторые все же восхищались мной и предлагали сотрудничать. С моим будущим мужем мы познакомились, когда мне было 18, а через год поженились, и я родила дочь Ульяну. Когда моей дочке было примерно три года, я почувствовала, что у меня большой провал в первичной социальной адаптации: я с трудом ориентируюсь в повседневных ситуациях. Позже вместе с психологом мы поняли, что моя адаптация провалена из-за инвалидности. Я не играла в песочнице, а это очень важно. Именно там дети учатся понятиям «мое — твое». А играя на горке, дети учатся стоять в очереди и так далее. Пропущенная песочница выползает, когда ты кричишь на мужа, потому что тебе срочно нужно что-то, а у него сейчас нет времени. Ты просто в детстве не понял, что не все происходит по щелчку пальцев, существуют другие люди с такими же потребностями и желаниями. Недостающие социальные навыки я восполняла, когда мне было 24 и я уже была мамой. Хорошо, что у меня были деньги и время на работу с психологом. Без этого я бы ничего не проработала и мое прошлое и травмы отразились бы на моем ребенке. Люди с инвалидностью вообще часто инфантильны, потому что, когда рождается ребенок с особенностями, у родителей срабатывает тревожность и начинается гиперопека. Это приводит к тому, что взрослый человек совершенно не развивается, он привыкает к тому, что за него все сделают другие. Часто родители детей с инвалидностью не отпускают их, не дают распоряжаться деньгами и льготами. Говорят, что все вокруг их обворуют и обманут. Именно поэтому люди с инвалидностью часто не готовы к бюрократическим сложностям, которые ждут каждого во взрослой жизни. Похожая ситуация была у меня, мне приходилось постепенно и довольно поздно учиться вещам, которые другие люди учатся делать еще в подростковом возрасте. Я довольно рано стала участвовать в больших проектах, рассказывать про инвалидность. К моему мнению прислушивались, меня ставили в пример. Я этому искренне рада. Мне хочется, чтобы как можно больше людей с инвалидностью поняли, что любые преграды можно преодолеть. Недавно я заметила, что старшая дочь, Ульяна, переживает. Когда спросила ее, что случилось, она рассказала: во время нашей с ней совместной прогулки на площадке ее одноклассники посмотрели на меня и начали перешептываться: «Как думаешь, это оборотень или зомби?» Мою дочь это опечалило, а я сказала: «Да круто же!» Дочка опешила. Мне правда понравилось такое сравнение. Это ведь прикольно, сейчас всем нравятся мультики про оборотней и зомби. Значит, я в тренде! Моя дочка немного успокоилась, она и не думала об этом в таком ключе. Я объяснила, что мы не можем никак повлиять на то, что о нас думают другие люди. Впервые мы обсудили инвалидность, когда она пошла в школу. Я научила дочку объяснять одноклассникам, что пусть ноги и руки у мамы плохо работают, но с головой-то у нее все в порядке! Не нужно к ней как-то по-особенному относиться. Это просто особенность тела, такая же нормальная, как и все остальное. И пусть лучше я расскажу дочери и ее друзьям об этом — честно и без домыслов. Я нормально отношусь к слову «инвалид». Это просто юридический термин для человека с диагнозом Технический прогресс в сфере медицины привел к тому, что мы сегодня спасаем тех, кого не могли спасти раньше, но эти люди часто остаются инвалидами. Поэтому людей с инвалидностью будет больше, и нужно быть к этому готовыми, уметь говорить на эту тему и видеть в них таких же людей, как и все остальные. Раньше людям с инвалидностью не позволяли быть интегрированными в общество. Даже если человек просто ломал ногу, то лежал дома и изредка передвигался на костылях. Сегодня у нас есть протезы, которые управляются со смарт-часов, а электроколяски ходят по лестницам и снегу. Люди с инвалидностью работают, занимаются спортом, ходят в бары, рестораны. Они хотят, чтобы для них создавались товары и услуги, чтобы городская среда учитывала их особенности, а общество принимало их. Растет новое поколение людей, свободное от постсоветских пережитков.