Она несется с утра пораньше, летит черной птицей по белому снегу вдоль рядов берез, в руках — четки. Перед собой их держит, перебирает на лету. Я просыпаюсь с чашечкой кофе, медленный взгляд в окно, а она мимо — чирк! Деловитая. Взлетит сейчас в храм по крутой деревянной лестнице и четки на апостольник накинет, на шею — как бусы. И закрутятся дела-распоряжения, заботы-переговоры... Ну, это пока служба не началась. А летом как-то, помню, бредет в лучах закатного солнца, похудевшая после болезни, усталая. Подхватываю тяжелый мешок у нее из рук: "Матушка, что там?" Оказывается, одежду опять в храм пожертвовали, тащит сама перестирывать, "портки-то не будешь людям грязные передавать..." А вот еще именины у нее были. Столы на улице, столько всего вкусного, и народу!.. Мы с мужем тоже поздравить пришли, "Многая лета" ей запели. А она подхватила — да как запляшет!.. Ей — 85. Ее стараниями восстановлен маленький надвратный Никольский храм в Горицком Успенском монастыре Переславля-Залесского. Вот уже семь лет в обители, чьи купола видны едва ли не с любой точки города, идут службы. Хотя официально это — музей. Горицкий монастырь был построен в XIV веке. Тогда все строения главной обители Переславля-Залесского были деревянными. В XVIII столетии монастырь отстроили в камне. Но под неумолимым воздействием времени он стал разрушаться задолго до советского периода. Екатерина Великая упразднила епархию, монастырь опустел, крытый сад — Гефсимания, — который должен был соединять два главных храма, так и остался на уровне фундамента... А ведь здесь творилась русская история, здесь и царь Иоанн Грозный бывал, и будущий император Петр жил довольно долго — как раз когда свою потешную флотилию строил: сначала в другом монастыре поселился, а потом перешел в Горицкий — с горы-то озеро виднее! И вот уже более ста лет располагается в стенах древней обители историко-архитектурный и художественный музей-заповедник . Сюда приезжают туристы. Войдя на территорию — сразу поворачивают к билетной будочке, направо. И лишь некоторые крестятся, едва войдя в затейливые, работы неизвестного русского зодчего Проездные ворота с узорами да лошадками. И идут налево — в храм. Если присмотреться, жизненный путь монахини Ефросиньи и судьба Успенского монастыря одинаково ярки и таинственны. Там и там — вполне кинематографичные сюжеты, там и там — отрезки времени, покрытые туманом. Вот с тумана и начнем. Сохранилось предание, что великая княгиня Евдокия, жена Дмитрия Донского, именно в тумане, что внезапно поднялся с Плещеева озера, спаслась от татар. Евдокия приехала на моление в Успенский монастырь, а тут случилось нашествие на Переславль-Залесский жестокого хана Золотой Орды Тохтамыша. И вот спустилась великая княгиня с ребенком на руках в тумане к озеру, с горы спустилась — из монастыря, и вместе с другими горожанами отплыла на плоту подальше от берега. Была погоня — да бесполезно: туман. Впоследствии Евдокия жертвовала монастырю средства — в благодарность, а еще позже, овдовев, приняла постриг с именем Ефросинья. Матушка Ефросинья, уверовала во вполне уже зрелом возрасте — в 49 лет, признав в увиденной ею во время клинической смерти женщине Богородицу: "Так и сказала мне: а тебе туда рано! Себя исцелила — иди в монастырь и помогай другим!" И о том, как легко муж и дочь ее в монастырь отпустили — иди, мол, мама, молись о нас, худо нам... И бумаги нужные подписали — но это уже когда постриг принимала, в 2000-м. И как патриарх Алексий II благословил ее возить группы тяжелобольных паломников в Дивеево, и как на страховые сборы, остававшиеся после оплаты этих поездок паломниками, она восстановила свой первый храм. Именно там, в Дивееве, где пять лет числилась послушницей. "Большой храм Знаменский восстановила с нуля! Веришь ли — вплоть до жилья для монахов. Все на эти деньги сделала! А храм большой, но весь разрушен был, весь...". После первого храма был второй, третий... Со счету можно сбиться. Хотя паломников целыми автобусами матушка уже давно не возит, но и сегодня восстанавливает монастырь все с той же энергией — ищет архитекторов и архивариусов, реставраторов всех мастей, потому как уверена: в обители должны идти службы. Ищет спонсоров под реставрационные работы, да и московское свое жилье сдает тоже в пользу храмового обустройства. А о передаче всех монастырских построек Церкви говорит как о свершившемся факте, хотя, как выяснилось, на сей момент музей приобрел для себя дополнительные площади — территорию старого завода здесь же, в Переславле-Залесском, но о перемещении фондов в ближайшее время речи не ведется: дело это небыстрое и очень затратное. Но Ефросинья верит — все получится. Она святителя Спиридона Тримифунтского о помощи просила — тогда, семь лет назад, когда перевели ее в Переславль из Толгского монастыря, "и такие начались искушения!..". Попала она на Корфу и двое суток в слезах на коленях перед мощами святителя простояла, и достался ей башмачок его — чудом... Привезла. "У нас тут восемьдесят процентов икон — чудотворные. Приезжают люди отовсюду и сильную помощь получают!.. А людей жалею, да. Несчастные ведь. Сытые, всё имеют — а несчастные...". Люди приезжают молиться — и делятся с матушкой Ефросиньей своими бедами, очередь к ней между службами такая, что впору автомат электронный ставить, как в банке, а она ясным взглядом каждого осеняет — и кивает следующему: "Погоди, солнышко!.." Все-то у нее — солнышки. О монашеском своем пути она рассказывает вдохновенно и до странности откровенно, а вот о том, что было до — не хочет. "Ну, напиши, что спортсменка я. Что мастер спорта по спортивной гимнастике и по парашютному спорту. А что? Чистая правда! Сорок четыре прыжка у меня...". Оно, конечно, так, но ведь звание заслуженного изобретателя СССР получила, и карьеру какую сделала интересную после окончания авиационного института. Но уговорить на подробности не удается — матушка поджимает губы: незачем это, лишнее. Что ж — снова туман... "Ты понимаешь, я ведь одной ногой уже там. — И взгляд к небу. — Мне уже главное б успеть, сколько Господь позволит...".